Елена Филипьева: "Я никогда не считала себя первой, но многих гложет, что я до сих пор танцую"

Этот разговор хотелось бы начать как воодушевляющую беседу о будущем. Но раз уж Киев как раз выходит из очередного локдауна, спрошу: как балет приспосабливался к ограничениям и как строгий карантин повлиял на ваши планы?

В сложившейся ситуации трудно что-то планировать. Могу сказать одно – премьера нового балета «Данте» обязательно состоится! Как только мы получим возможность полноценно репетировать, как только наш зрительный зал опять будет заполнен публикой, можно будет говорить о конкретных датах. 

Во время первого карантина мы занимались дома. Каждый пытался найти место для тренировок. Мне муж сделал небольшой балетный станочек, и я занималась каждый день. На самом деле из хорошей физической формы очень легко выйти. Это можно заметить даже за один день без тренировки.

А главное – мы все действительно очень скучаем по сцене, зрителям и с нетерпением ждем встречи!

Менее года назад вы возглавили балетную труппу Национальной оперы Украины. Как вы психологически перестраивались на эту важную точку с позиции балерины? 

Ранее я пробовала смотреть на себя как на педагога-репетитора. Предыдущий руководитель труппы Анико Рехвиашвили доверяла мне репетировать с кордебалетом. Уже тогда мне казалось такое совмещение сложным, но очень интересным. 

У меня было много сомнений, подавать ли заявку на эту должность. Когда Анико Рехвиашвили не стало, то все пустилось на самотек. Теперь сложно, потому что я пытаюсь сделать все правильно, чтобы каждой балерине уделить внимание. Потому что бывало такое, что танцевали не все. Кто-то не мог из-за этого реализоваться, а кто-то наоборот халтурил и прятался за чужими спинами. Поверьте – очень непросто ломать уже устоявшееся и при этом не вызвать антагонизма…

Сколько в этом личного или зависти? Ведь вчера вы танцевали наравне со всеми, а сегодня – определяете курс всего балета в театре. 

Есть и неприятие, потому что кто-то тоже баллотировался на пост руководителя труппы, кто-то считает себя супер-звездой, а кто-то боится выйти из привычного образа. Хотя я стараюсь уделить внимание всем. 

Вы однажды сказали, что в балете дружбы не бывает из-за конкуренции, зависти.

Я также говорила, что как и на каждый товар есть свой покупатель, так и каждая балерина найдет своего зрителя. У нас все очень разные! Своим ученикам всегда говорю: не критикуйте, а учитесь у каждого танцора брать самое лучшее. Это то, чему меня в свое время учили мои преподаватели и партнеры. Балерины и танцовщики, которые считают, что «только я, и никто другой», не продвигаются в развитии мастерства.

Балет – это не спорт, здесь не ставят целью взять планку определенной высоты. Балет просит индивидуального восприятия. Нутро никуда не спрячешь, и всегда жизненное кредо человека видно на сцене. Например, ты не спрячешься за наивной Жизелью, если ты любительница говорить грубые слова.

Что вы планируете менять по балетной части работы Национальной оперы?

Когда я в 1988 году пришла в театр, здесь было распределение на ведущих танцоров и на солистов балета, которые танцевали па-де-труа, но которым давали возможности выйти соло. У нас же в последнее время обобщили всё, людей из кордебалета ставили в сольные партии. Понятно, что каждый хочет танцевать соло, но не каждый с этим справляется. А если девочка или мальчик станцевали раз соло, то в кордебалет уже не хотят возвращаться. Но кордебалет нашего театра всегда считался сильным, и важно это сохранить.

Поэтому я ставлю задачу обеспечить работой ведущих танцоров и сохранять традиции, чтобы каждый был на своем месте.

Также я хочу ввести традицию проводить вечера памяти. Концерт в память Анико Юрьевны мы провели. Хотелось бы вспомнить всех наших балетмейстеров и танцовщиков – нам ведь есть о ком говорить! Это и Варвара Потапова, и Валерий Ковтун, и Веанир Круглов, и Николай Прядченко, и многие другие звёзды нашего театра. Мы должны напоминать о них не только зрителю, но и учащимся хореографического училища. Потому что у меня складывается впечатление, что они вовсе не интересуются балетной историей. Когда они приходят в театр, могут просто пройти мимо меня. Я говорю: «А здороваться надо?». Могут в коридоре задеть и не извиниться, не узнав. Ученики не знают в лицо балерин, многие из младших классов вообще не ходят в театры. 

То есть, такое трепетное и в чем-то консервативное отношение к авторитетам необходимо для осознания молодежи в профессии?

Мы в свое время заходили в театр и когда видели артистов балета – а их сразу видно, так как они в балетной форме – здоровались с каждым, пусть даже по нескольку раз. Мы понимали, куда мы попали, и это влияло на отношение к учебе и профессии.

Нам когда-то было важно увидеть все аспекты балета – и как вторые партии танцуют, и кордебалет. Сегодня я вижу на каждом спектакле, кто приходит смотреть за кулисы. Учеников хореографического училища там мало. Меня поражает один паренек, который учится с моей дочкой в классе, - вот он ходит на каждый спектакль. 

Деление артистов на народных, заслуженных и без званий многие воспринимают скептически как советское наследие, которое, во-первых, субъективно, а значит, не определяет мастерство, а во-вторых, многие получают звания не заслуженно. Вы же обращаете внимание на звание. Для вас это ориентир для оценки артиста?

Многие артисты и балерины заслужили звание своим трудом и преданностью театру. У нас также есть люди, которым несправедливо дали звание, и на сцене это сразу видно. Статус не прибавил им ни техники, ни мастерства. 

В какой кондиции сегодня труппа? Вы анонсировали возможные кадровые изменения как раз в связи с тем, что не все выкладывались по полной.

Сейчас труппа, слава Богу, в хорошей форме, все работают безотказно и без отлыниваний. До введения контрактной системы была иллюзия, что можно быть в труппе вечно, не особо стараясь. А теперь призадумались, продлят ли им контракт. На это влияет физическая форма балерины, артистичность, дисциплина и ответственное отношение к репетициям и спектаклям.

Вы балетный пенсионный возраст перешагнули давно, при этом хорошо держите форму. С этой точки зрения вам не завидуют?

Честно говоря, черную зависть ощущаю. Мало того, между балерин идет разговор, что я за выход на сцену получаю деньги, и на этом фоне возникает двойная зависть. Мой первый вопрос, когда я подавалась на конкурс руководителя труппы, был таков: смогу ли я при этом танцевать для души? Так сразу бросить танцевать – очень тяжело. И, спасибо дирекции, мне разрешили. Я не прошу за это ни копейки.

Я никогда не считала себя первой, но многих гложет, что я до сих пор танцую. От тех партий, которые мне тяжело танцевать по возрасту, я отказалась - от «Баядерки», «Лебединого озера», «Дон Кихота». У меня в репертуаре остается очень маленькое количество спектаклей – «Грек Зорба», «Мастер и Маргарита», «Кармен- сюита», «Шехерезада». Иногда могу выйти в партии Кылыны в «Лесной песне». Где я могу танцевать хорошо, там я выхожу на сцену. Сегодня мне более интересны драматические партии. В спектакле «Юлий Цезарь» есть маленькая роль вдовы, потерявшей на войне сына. Танец длится буквально четыре минуты, но по эмоциональности он для меня очень важен. Передать страдания матери – это не только хореография. Поэтому маленьких ролей не бывает, важно преподнести каждый персонажа.

Почему не всем балеринам удается держать форму долго?

Ответ банален: это действительно тяжело. Не зря ранее балерины уходили на пенсию в 38 лет. Сказывается нагрузка, рождение ребенка, накопление всех проблем со здоровьем. Болят и ахиллы, и спина, и шея. Я стараюсь такие вещи на сцене сгладить эмоциональностью, более пластическими движениями. Поэтому и сузила список спектаклей, в которых я могу достойно выглядеть. И я всегда хожу в обуви на низкой платформе, каблуки могу надеть разве что вечером, когда в ложе смотрю представление. А днем – фактически бегаю по театру с репетиции на репетицию, я не могу сидеть на месте. И даже в джинсах могу показать ученикам поддержки. 

Насколько в этом процессе важна диета и насколько долго балерины вынуждены ее придерживаться?

В молодости, когда идет формирование тела, то нужно было себя ограничивать. А сейчас вес уже сформировался, поэтому в принципе, я могу себе позволить всё. Хоть я и всегда завидовала девчонкам, которые могут есть булки и не поправляться. Ведь, не скрою, хочется иногда ароматную выпечку, особенно если мы на гастролях, например, во Франции с ее традиционными булочками.

Бывают дни, когда просто некогда покушать, мне муж приносил салатик просто в зал. Понятно, что мы портим свои желудки, но по-другому не получается. На этом фоне нагрузка очень большая, еще и эмоционально нужно держать труппу. Перед премьерами мы репетируем практически постоянно. В день представления я на работе с 9 утра до 22 вечера. Есть девочки, которые в период, когда мало работы, садятся на строжайшую диету. Просто урок и репетиция – это мало для того, чтобы держаться себя в форме.

Боль, натертые пуантами пальцы ног, изнурительные тренировки – обратная сторона балета. К таким жертвам девочек готовят с детства, то есть с училища?

В детстве к этому приучают, конечно, не с первых классов. Но научить привыкнуть к этой боли невозможно, потому что каждый день при обувании пуант начинается боль. Даже опытные, всю жизнь протанцевавшие балерины, если уезжают в отпуск, то потом вынуждены всё начинать с нуля. Обуваешь пуанты, и у тебя начинают безумно болеть пальцы ног. Все мы придумываем в пуанты вкладыши, но не все заклеивают пальцы. Я же заклеиваю каждый палец медицинским пластырем, иначе я их полностью сотру в кровь. 

Пачка также создает, не то чтобы боль, но дискомфорт?

Пачка шьется индивидуально на каждую балерину, каждому по-разному ее нужно зажать, поэтому они удобные. Все зажимают талию, чтобы ее заузить и наоборот расширяют в грудной клетке. Давить и врезаться в кожу может новая пачка, но после первых репетиций, когда она намокнет, дискомфорт исчезает. С другой стороны, если ты сделал себе новую пачку, то она тебя сама несет – это то же самое, если свежую розу купить. Поэтому не могу сказать, что от пачки устают. 

Может ли балерина влиять на подбор костюма и образа?

Я всегда девушкам, которые первый раз танцуют партию, говорю: подойдите к мастеру, подумайте, какое украшение у вас будет на голове. Опытные балерины продумывают все до деталей. Балетная жизнь – это постоянный творческий процесс. Я постоянно думаю, какое трико и сережки я надену, а кольца наоборот надо не забыть снять.
Иногда и продумываю причёску на спектакль, а иногда доверяюсь мастеру по гриму, и мы вместе создаём образ. 

Иногда балерины шьют себе костюмы индивидуально. У меня тоже много костюмов и балетных пачек, пошитых за мои деньги из купленных мною тканей. Многие я, как дизайнер, придумывала сама. 

Кстати, у нас все девочки мастерицы, делают себе короны и диадемы сами. Для меня было бы печально, если бы у нас было так, как за границей – там им выдают всё: короны, трико и костюмы. Но мне кажется, что наоборот интересно, когда каждая балерина выходит с какой-то своей изюминкой. Я рада, что нам разрешено делать такие индивидуальные мелочи. 

Бывают ли случаи, когда пара танцоров не хочет танцевать друг с другом? Какова ваша тактика в таких ситуациях?

Это житейская ситуация – поругались или что-то произошло в паре. Я решаю конфликтную ситуацию, понимаю, кто с кем может танцевать. При этом важно уважение, потому что балерины есть разного склада, а поднимать то партеру. Я спрашиваю ребят: «Могу ли я предложить, чтобы ты станцевал с этой балериной?». Естественно, выписываю по росту, то есть, никогда не поставлю на выступление высокую девушку и невысокого парня. И под ведущих солистов подбираю всех персонажей спектакля. 

Хорошо, что пока в театре есть высокие мужчины, потому что сейчас училище и академия танца выпускает очень мало ребят. На первом курсе, где учится моя дочь, всего четыре мальчика (в моё время было 10, что тоже не много), и не факт, что все они будут хорошо танцевать и придут к нам солистами, и не факт, что смогут хорошо делать поддержки. А балерины – они капризные, им нужно быть уверенной, что их партнёр крепкий и хорош в дуэтном танце.

А у вас были случаи, когда не сложился танец с каким-то партнером?

Ни разу не было, чтобы я отказалась от партнера, или от меня отказались. Если есть недопонимание, то я в таких случаях говорю балеринам: представь вместо партнера своего любимого. Тогда появляется совсем другая энергия во время спектакля. У балерины начинают гореть глаза.

Поскольку теперь вы не только прима, но еще и руководитель труппы, как ваше лидерство на работе вы успешно соотносите с личной жизнью? Теперь ваш супруг официально работает под вашим руководством.

Нашу разницу в возрасте я никогда не ощущала. Мне кажется, что мой муж, который младше меня, на самом деле старше. Виталий помог мне продлить мою сценическую жизнь. Мы вместе 8 лет, и я думала, что потихонечку уйду со сцены, но он дал мне силы. У нас каждый день в малом балетном зале репетиции. Я работаю с ним как репетитор и как балерина, выстраиваю, чтобы он был лучше и технически, и актерски. Балерины хвалят, что он очень хороший партнёр. В свою очередь он тоже со мной строг, как репетитор. 

Иногда слышу удивления, как мы можем практически все время находиться вместе. А дело в том, что мы иногда весь день не видимся, находясь в одном театре. Он на репетициях, я занимаюсь своими обязанностями, репетирую с солистами и кордебалетом. Дома творческая жизнь продолжается, ведь нельзя выйти из театра и забыть о балете. Мы просматриваем и обговариваем видео с репетиций, продумываем образы в последующих спектаклях и строим планы на будущее. 

Не общеизвестно, что сцена Национальной Оперы покатая, такой проект сделан с целью улучшить визуальную картинку. Как быстро танцор к такому адаптируется и насколько это типично?

Подобное, но только с меньшим наклоном, я видела также в Михайловском театре в Санкт-Петербурге и в театре испанского города Мурсия. Чем меньше сцена, тем больше ощущается покат. У нас все-таки сцена большая, а вот в Мурсии поменьше, и там покат очень ощущается. 
К нашему киевскому покату невозможно привыкнуть даже спустя годы. После отпуска или перерыва это ощущается. Все, кто приезжал к нам на гастроли, сперва боялись и не сразу поймали ощущение. Зато такая сцена красиво просматривается из зала, особенно из центральной ложи. На горку забирать тяжело, но при прыжках вниз они кажутся выше, и это очень красиво.

В украинских театрах более классический репертуар, чем на условном западе. Однако у вас с успехом идет неоклассика, как «Болеро» и «Кармен». И на модерных балетах других трупп в Киеве всегда аншлаги. Не ограничиваете ли вы таким образом зрителя, делая упор на классику?

У нас в театре разнообразный репертуар. Может быть нехватка модерна, но мы постепенно это восполним. Наша публика, вероятно еще не готова к той современной хореографии, которая идет во всем мире. Её часто нельзя назвать балетной – там есть бег, крики – и я не всё из этого воспринимаю. Мы приглашали несколько современных коллективов, но пришли к выводу, что визуальное восприятие наших зрителей все-таки должно соответствовать балетной форме. А с премьерой «Данте» мы начинаем двигаться в этом направлении, это неоклассика. 
Наш репертуар интересен любому зрителю. На Западе представления идут по неделям. Например, целую неделю идет «Жизель», потом идет перерыв, и они готовятся к «Лебединому озеру», тоже на неделю. Не уверена, что это правильно.

Это делают в том числе в целях экономии, чтобы не менять декорации, а также предполагается, что танцоры к этой неделе отточат эту партию до совершенства.

Наверное. Но из-за этого там нет разнообразия репертуара, а это не хорошо для зрителя. В маленьких городах Германии или Франции труппы в театрах вовсе по 20 человек. У нас же – больше 150. Да, нам тяжелее работать, когда балеты идут через день. Представляете, как должна быть подготовлена труппа, чтобы пускать через день разные даже по стилистике спектакли: сегодня «Корсар», послезавтра «Лебединое озеро», затем «Дон Кихот»! И не забывайте, что в дни, когда нет балетных спектаклей в театре идут оперы. А балетные сцены в операх всегда с большим интересом встречаются зрителем.

Популярна мысль, что поскольку на Западе много модерна, то там очень ценят, когда на гастроли привозит классику, например, труппа Киевской оперы. Это так?

Да, и в Японии тоже ценят. Они знают «Лебединое озеро», «Спящую красавицу», «Щелкунчик». Как-то мы привезли «Раймонду», японские зрители пришли на спектакль только ради любимых исполнителей. Или же если на гастроли одновременно приедет три разных театра с «Лебединым озером», то японская публика будет ходить каждый день на разные варианты одного балета. 

Когда были гастроли во Франции, мы также возили «Лебединое озеро». В Канаде вкусы другие, там мы показывали «Золушку», «Баядерку» и «Свадьбу Фигаро», в Греции – «Снежную королеву». В Японию планируем также повезти «Снежную королеву».

Майя Плисецкая подарила вам свой перстень с бриллиантом и это дало повод СМИ и критикам назвать вас ее преемницей. Насколько в балете символичны такие знаки?

Не в перстне дело! Я стараюсь о нем не говорить. Не знаю, откуда это пошло, что я преемница Майи Михайловны. Для меня было важно ее отношение, общение и всё, что она для меня сделала. Она в каждом своём интервью вспоминала обо мне и Алексее Ратманском – тогда двух танцорах из Киева (Ратманский потом уехал) – насколько мы индивидуальны и талантливы. 

На международном конкурсе артистов балета в Петербурге «Майя» я завоевала золотую медаль. После конкурса у нас были обязательные концерты в Париже и Москве. Плисецкая при встрече сказала мне: «Елена, мне очень понравилось, как вы делали поклон». То есть поклон был, как продолжение спектакля, я оставалась в образе, а не думала, как бы побыстрей убежать со сцены. Мне было очень лестно, что Майя Михайловна рекомендовала меня, как талантливую балерину знаменитым партнерам, и благодаря ей я станцевала со многими звёздами балета. Очень ценю, что она меня приглашала во все гала-концерты с её участием. 

Когда японцы снимали о Плисецкой фильм в старом замке в городе Тракае, то меня пригласили танцевать «Кармен-сюиту», и у меня была возможность с ней порепетировать. Я горжусь этим. Я почерпнула у нее отношение к своим ученицам. У меня сохранилась запись, на которой она мне делает замечание одно за другим – голова, плечо, настроение… Что самое ценное, когда после спектакля она подошла и сказала: «Леночка, вы исправили все мои пожелания. Нам бы еще одну репетицию, и было бы просто замечательно». Так и я горжусь, когда вижу, как ученики исправляют мои замечания. 

У нас после концертов складывалось такое семейное общение, о котором я даже и не мечтала. Мы ужинали втроем: Родион Константинович Щедрин, Майя Михайловна и я. Плисецкая в своих книгах писала, как ей было сложно в театре в советское время. Все знают, что её родителей репрессировали, а потом в Большом театре ей запрещали танцевать. Но Майя Михайловна своим характером смогла всего добиться. Плисецкая – пример того, насколько жизнь и испытания заставляют быть сильным человеком, одновременно сохранить внутреннюю искренность. Конечно, я не переживала репрессий и запретов, но все равно в этом плане я чувствовала определенную схожесть с ней.

Я много плакала, когда начинала танцевать в театре, потому что была довольно забитым ребенком. Меня театр переделал, заставил сцепить зубы, идти дальше и не обращать внимание на разговоры, травмы, постоянную боль. Кстати, вот в этом смысле я могу сравнить балет со спортом.

Поскольку ваша дочь учится в хореографическом училище, то могу предположить, что она решила идти по маминым стопам… Вы готовите ее к тем жертвам, на которые сами пошли?

У нас была борьба с детства. Ребенок танцевал, я отговаривала её идти в училище: «Посмотри, как мама приходит после спектакля и даже не может разговаривать от изнеможения». Я не из тех родителей, которые кричат, что мой ребенок гениальный. Наоборот, я требовательна к дочке, напоминаю ей, что вечером нужно покачать пресс, лишний раз сделать растяжку. Мне кажется, что Лизе более близка современная хореография.

Вам удалось научить своих учеников реагировать на замечания так же, как реагируете сами, с благодарностью и без критики?

Ещё когда я была просто педагогом, а не художественным руководителем, то некоторые артисты реагировали на замечание очень нервно. Сейчас, понятное дело, меня слушают, но почему-то некоторые балерины думают, что я их хочу обидеть. Это не мой принцип! Я сама всю жизнь учусь. До сих пор хожу в малый балетный зал, снимаю себя на видео, критикую. Без критики в нашей профессии нельзя. Если тебе нравится видео с твоими танцами, и если ты не можешь себя сама критиковать, то это путь без развития. Нужно уметь искать в себе и позитивные, и слабые стороны – только тогда будет творческий рост.