Людмила Монастырская: "Если постановка граничит с безумием, то я это не приемлю"

Размышляя о миссии оперной певицы, вспоминаю ваши слова о том, что все желаемые партии вы уже исполнили. В таком случае: что дальше? Получение удовольствия от интерпретаций?

– Со стороны кажется, что если все партии спеты, то дальше потолок, скука, и надо менять профессию. Но каждая роль с годами по-другому интерпретируется, осознается и переживается на сцене. 

Есть роль, которая вам со временем стала неприятна?

– Я очень много в свое время пела Аиду, и сейчас мне это просто не интересно. Аида – рабыня на побегушках. Я не люблю такие образы. Вероятно, на это повлиял мой развод с мужем 10 лет назад. Когда женщина начинает сама решать все вопросы и сама воспитывает детей, розовые очки спадают. Я не люблю женщин, зависящих от мужчин, и это переносится на отношение к героиням. Так что по поводу ролей, то я люблю героинь со стержнем.

Похожих на вас?

– Я стала такой, и в данный момент хорошо себя чувствую в таком состоянии.

Меня попросили спеть “Аиду” в конце минувшего сезона в Национальной опере Украины. Конечно же, я согласилась спеть ее в родном театре, хотя уже давно исполняю ее весьма неохотно. Как правило, исполняю ее за границей и, как правило, за большие деньги. Я должна думать о своих детях и зарабатывать, поэтому не скрываю своего отношения к исполнению этой роли. Также не скрываю отношения к гонорарам, которые могу получить за нее. 

Директор Метрополитан-Опера назвал вас лучшей Аидой мира. Вы же говорите, что вас это раздражает.

– Ужасно раздражает. Во-первых, это его личное мнение. Кто-то, возможно, гордился бы, но я в этом вижу пренебрежение другими ролями. Мы же в каждую роль вкладываем много. К тому же, певцы, работающие за рубежом, жертвуют общением с семьями, воспитанием детей. А сколько браков распадается из-за работы на расстоянии! Поэтому такое неуважение к другим ролям мне не нравится. 

К тому же, это своего рода неуважение к остальным исполнителям, которые могут иначе почувствовать этот образ. Мало того, я сама каждый раз по-другому могу войти в образ и передать характер персонажа. Или при исполнении одной и той же оперы на гастролях несколько дней подряд голос может дрогнуть. А для кого-то и вовсе на первый план выходит актерская игра.

В одном интервью вы особенно выделили партию Манон Леско из-за внутренней силы героини и прозрения, которые она находит в конце.

– Пожалуй, это одна из ролей, которые проходят огромную эволюцию. Героиня в конце абсолютно другая, чем вначале. Ей отказывают все органы чувств от изнеможения, потому что она со своим любимым человеком продолжительное время находится в пустыне. Но она признает все свои прошлые ошибки.

 Пуччини замечательно это выразил в музыке. Он творил в направлении веризм (от итальянского vero – «правдивый»). Такая музыка действительно эмоционально очень правдива, и сюжеты опер реалистичны. Сегодня мне это близко. В некоторых партиях есть обозначение grido (крик – итал.) Например, в самом конце оперы Пьетро Масканьи «Сельская честь» кто-то из хора обычно кричит: «Они убили Турриду». Или Тоска, убивая Скарпио, кричит, при этом в традиции известно два жеста, которыми она наносит удар (прямо или снизу), их постановщики используют и в наше время. Поэтому не удивительно, что я особенно ценю тех режиссеров, которые делают постановку, максимально приближенной к оригинальной партитуре – и в музыке, и в сюжете.

«Флория Тоска», «Норма», «Манон Леско» – партии, которые в данный момент я больше всего люблю.

За время пандемии частота ваших выступлений по иностранным контрактам просела. Как ощущаете сбой ритма выступлений и необходимость петь при пустых залах?

– Обычно в сезоне у меня много контрактов. В этом сезоне их должно было быть пять, но два из них перенеслись вперед на год-два.

Пока ни разу не приходилось петь при пустом зале – всегда хотя бы на балконе были люди. Это хорошо, потому что психологически сложно петь, когда ни одного человека зрителей – неоткуда брать эмоциональную отдачу.

В давних интервью вы говорили, что любите для распевок брать украинские народные песни, так как они мелодичны. Это была дань традиции или видимый эффект?

– Этот момент уже прошел. Лучше готовиться с помощью профессиональных распевок соответствующего диапазона. Народные песни зачастую маленького диапазона в одну октаву. Поэтому украинские народные песни я пою для своего удовольствия, если могу сама саккомпанировать. 

Важно беречь голос вне сцены и репетиций – не срывать, не переохлаждать. К такому стилю жизни нужно привыкать с самых первых лет, когда решишь заниматься пением. Но существует также риск сорвать голос при конвеерных исполнениях одной и той же партии или небольшого перерыва между ариями.

Для вас важен язык оперы?

– Я сторонница исполнения на языке оригинала. У каждого языка своя мелодика, и это композиторы учитывают при накладывании слов на музыку. 

Сколько времени, как правило, занимает распевка перед концертом?

– Я оставляю на подготовку голоса 15-20 минут. Необходимо на сцену выходить в полной уверенности и со спокойными мыслями, поэтому важно, чтобы дыхание нормализовалось. Даже одно неуместное воспоминание, закравшееся в голове во время исполнения, может сбить вокал.

Певцы приходят за два-полтора часа до спектакля. В это время входит грим, костюм и вся остальная подготовка. А если необходимо надеть парик, то и больше. Ведь разное бывает, партнер в порыве может сильно схватить за волосы.

Можете ли влиять на выбор костюмов в плане личных предпочтений? Вы как-то публично сказали, что намерены просить костюмеров немного уменьшить вырез декольте в одном сценическом платье.

– Главный художник в Национальной Опере Украины Мария Сергеевна Левитская – специалист с большой буквы и фанат своего дела (а в нашем деле нужно быть фанатом). Она учитывает все индивидуальные особенности исполнителя. Интересуется костюмами не только разных эпох и стран, но и социальных сословий и групп. Например, чтобы понять, как во втором действии нарядить Манон Леско, нужно знать, во что могли одевать содержанок во Франции в те времена. Однако Марие Сергеевне я могу также высказывать свои пожелания в плане комфорта – глубины декольте или пестроты украшений.

Словом, все, что вы видите на сцене, – это огромный труд и кропотливая работа большого количества людей – каждый на своем месте влияет на зрителя. Оркестр – музыкой, певцы – исполнением и актерской игрой, костюмеры, декораторы – цветом и антуражем. И важно, чтобы все работало слаженно. Ведь, например, оркестр своим темпом напрямую влияет на характер вокального исполнения – я могу менять тон, исходя из того, как это почувствует режиссер, и наоборот. 

Насколько кардинальным может быть контраст между исполнениями одной и той же партии с разными дирижерами?

– Даже два исполнения одной и той же партии, спетой два дня подряд, могут сильно отличаться.

В последнее время немного спали дискуссии о том, стоит ли украинским театрам переходить на постановочный режим, когда одно представление может идти неделю, а то и месяц подряд. Складывается впечатление, что наши театры выбрали работать на репертуарной основе.

– Я считаю репертуарный театр остатками роскоши, и это нужно беречь и ценить. Это роскошь и для зрителя, и для исполнителя, потому что у нас есть выбор.

Современные жители, особенно городов, – счастливые люди. Я – сельский ребенок, и у меня в советское время не было возможности поехать даже в драматический театр. Поэтому я ценю то, что теперь рядом есть постоянный доступ созерцать и присоединиться к высокому, и в таком духе воспитала детей – ценить эти возможности, но также ценить традиции и не скатываться в желтизну и эпатаж.

Если сравнивать методы работы над постановкой на гастролях, что вам больше всего нравится?

– Не секрет, что в западные театры идут огромные вливания, в том числе частных спонсоров. При этом государство в общей сумме финансирования театра может выделять всего 5%. Там нанимают дорогих дизайнеров и художников, не экономят ни на чем. И если это по сюжету, к примеру, Ассирия, то декорации максимально приближены к оригиналу. Все наши исполнители, работающие в западных театрах, имеют возможность сравнить. В Украине до сих пор нет закона о меценатстве, и это очень сказывается.

Западные постановщики часто реализуют ультрасовременные постановки на грани эпатажа. По вашим словам, вы не любите эпатаж ради эпатажа. Где для вас проходит грань?

– За границей любят красивые шоу и провокации. Если это граничит с безумием (а это часто граничит), то я это не приемлю. Австрия и Германия это в особенности любят: обнаженная натура, хор выходит топлес. Я никогда бы не пошла на то, чтобы петь раздетой, и все знают, что с такой постановки я просто уеду. Да и, в принципе, солистов стараются не раздевать.

Для вас это вопрос самоуважения?

– Самоуважение – само собой. Но речь еще в степени нормальности для творчества и моральных принципах.

Когда вы говорили, что Национальная опера двигается в правильном направлении, имели в виду поиск баланса между современной оперой и сохранением традиций?

– Главный режиссер театра Анатолий Соловьяненко – из молодого прогрессивного поколения, и очень правильно мыслит. Я не зря говорила, что мы можем сравнить постановки в Киеве с лучшими мировыми спектаклями. И я могу уверенно сказать, что «Набукко» и «Флория Тоска» в постановке Соловьяненко – это абсолютно мировой уровень, при этом максимально сохранена оригинальная партитура. Очень люблю «Набукко», хотя роль Абигайль – одна из самых сложных в моем репертуаре.

Вас очень непосредственно коснулась печальная истина, что в Украине можно получить поддержку только после получения мировой известности. Кажется, что в последнее время наметились позитивные изменения. Вы их чувствуете?

– Хочется сказать «да», но я не уверена. Все мы любим свою землю и свои традиции. Отдельные позитивные тенденции наблюдаются. Возможно, это уже последствие того, что реализовавшиеся в первую очередь за рубежом (как Оксана Лынив или Кирилл Карабиц), на своем примере показали, что своих нужно ценить. 

Это я никогда не уеду из Украины – такова моя позиция и ощущения. Но много молодежи начинают стажироваться при больших западных театрах, и часто там остаются. Потому что творческое развития для молодого оперного певца – это дорогостоящий процесс. У молодых людей сегодня есть те шансы, которых в свое время не было у меня, но эти возможности, в большинстве своем, пока за границей.

Значит ли статус оперной певицы привязку к классической музыке в быту? Какую музыку слушает Людмила Монастырская?

– На самом деле я слушаю все подряд, начиная от шансона до джаза и просто популярной музыки. У моей дочери свой музыкальный проект, также она занялась аранжировкой. Поэтому я в курсе и молодежной музыки. Это помогает отдохнуть в мыслях.