Олег Тистол: "На самом деле я – очень скромная линза из Вселенной, наведённая на какую-то маленькую часть территории"

Художники с развитием технологий вроде бы углубляются все дальше и дальше в область непознанного. Территория непознанного – это, конечно, человеческая природа. Кто бы что ни говорил, она остается неизменной, не важно, сопровождают ли ее объяснения и комментарии, апокрифы, библейские образы, искусственный интеллект или киборги. Чем больше развиваются технологии, тем более свободны художники, не ограниченные рамками ремесла, пределами полотна, качеством материалов. Зачем я это говорю? Чтобы в двух словах передать свои чувства от посещения мастерской Олега Тистола.

Как объяснить? Здесь и мольберт есть, конечно, и краски. Но самое интересное, что может быть – летающий за пределами всего дух, а не только над любыми аксессуарами мастерства и «предметами быта». На этот раз удалось побывать в этой мастерской прошлой осенью, несмотря на карантины. Поэтому хотелось поговорить о самом главном – и обо всем на свете.

Начну с элементарного вопроса, потому что такие вопросы полезны. Мы с тобой говорили на эту тему уже не раз, но тема далеко не исчерпана. Спрос на визуальное искусство существует, поскольку у людей есть глаза, часто этого достаточно. И все же – как открыть эти глаза? Каким образом перейти от привычного, того, что глаз уже не замечает, к тому, что происходит сейчас? И что делает художника современным? Какие видовые признаки есть у современного художника? Вот, скажем, сейчас художники используют разные медиа, в идеале – каждый раз заново изобретают свой визуальный язык. Ты, например, все время изобретаешь заново свой язык.

— Ты имеешь в виду "актуальный художник"? Я хочу уточнить, потому что признак цивилизации – точность определений. Если это мы говорим об «актуальном художнике», то заключение последних месяцев, даже не лет, таково: это, во-первых, адекватный человек. То есть человек, живущий в реальной реальности, современной реальности, исследующий ее, и это человек, очень адекватно и критически оценивающий свой город в истории.

Объясняю!

Ну, например, актуальным художником в свое время был Леонардо да Винчи, оценивал адекватно ситуацию, придумал, между прочим, всяческие вертолеты, танки и другие паромные переправы в городе Базель. Это просто человек, адекватно оценивавший необходимость каких-то предметов и изобретений. Кем раньше были художники? Художники раньше были кинорежиссерами, айтишниками, патологоанатомами, то есть наиболее передовой частью общества.

На сегодняшний день сам термин «художник» уже неактуален. То есть термин в понимании большинства населения, и, к сожалению, самих художников. Говоришь «художник» – и сразу представляешь себе рисующего человека. Если ты немного «продвинут», представляешь себе человека, который к тому же фотографирует. Таким образом, сразу ограничивается понятие неким узким инструментом. На самом деле, актуальный художник – человек с адекватным мировосприятием, с необходимостью это мировосприятие донести до других. Вот это и есть современный актуальный художник. Как он это делает? Совершенно пофигу. И чем эффективнее он это делает, ярко и понятно, как, например, Джефф Кунс [современный американский художник, работы которого среди самых дорогих в мире; склонен к китчу, особенно в скульптуре — ред.], тем он адекватнее, современнее.

То есть – ты хочешь сказать, что медиа или, скажем, ремесло, и вообще, сфера сопротивления материалов – все это не имеет значения?

— Конечно. И таким одно время был, ну, например, Винсент Ван Гог. Кто такой Ван Гог? Талантливый безумный чувак, который ужасно интересовался устрйством мироздания. Он и шахтером был, и священником, многое в жизни попробовал. И таким образом пришел к выводу, что путь искусства наиболее короткий для определения Бога и места человека под солнцем. Что графический язык – самый близкий к истине, этот язык японских попсовых листовок. И графический язык Ван Гога – страшно модный в то время язык японской графики, листовок, которые как раз привезли в большом количестве из Японии, и он, этот язык, не имел там никакой материальной ценности, только культурную. И таким образом Ван Гог соединил «Страну восходящего Солнца» со странами заходящего солнца. Стоили эти носители графического языка копейки, поэтому французы скупали их тоннами, привозили во Францию и продавали несколько подороже. Оттуда вытекли модернизм, ар-нуво – как стиль…

И это все признаки актуальности. Адекватность!

Также Энди Ворхол со своей Мэрилин Монро. Это адекватность. Это ведь не так, что он сидел и думал – как сделать новую Джоконду? Нет. Мэрилин, Мэрилин, Мэрилин вокруг, и они из одной тусовки – так почему бы и нет? Все это очень просто. Но очень смело.

Значит, легко ловить то, что носится в воздухе, или чувствовать тренды…

— И второй признак актуального современного искусства – пофигу, художник-не художник, в широком смысле – это смелость. Вот, например, моя дочь [музыкант, автор музыки и текстов, певица En Rosen – ред.] – очень смелая. Переступить через социализацию, упрямо писать свои тексты, рисовать свои рисунки, которые никому вроде бы не нужны, при этом постоянно выдерживать прессинг общества – «ну что ж ты, девушка, не работаешь, кормильца нет», ну и так далее. Это минимальная частная смелость.

Далее следует смелость самого жеста и языка.

Если ты адекватный художник, ты понимаешь – если то, что ты сегодня нарисуешь, уже было нарисовано тобой вчера, – это скучно. А если сегодня ты сделаешь то, что будет модно завтра, ты это не продашь. Скорее всего, тебя просто сегодня не поймут, что само по себе страшно болезненная штука. Потому что большинство людей предпочитает короткий путь к благополучию – ходить на службу ежедневно, потому что там дают зарплату. Это стратегия выживания. А с актуальным художником в любом случае стратегия выживания не работает, поскольку это люди будущего.

Что это – быть адекватным настоящему? Объясню. Например, я знаю, что сепаратисты захватили Донецк, и потому я знаю, что на ближайшие два года арт-рынку конец. Я просто говорю себе – успокойся. Сейчас талибы захватили Кабул, значит выставки в Чикаго придется подождать. Понимаешь, такие вещи… Просто ты сразу проживаешь жизнь всей планеты!

По твоим словам художник – как центральная точка в мировой системе координат. Там, где он – там и центр…

— А дальше мы переходим на мистический уровень понимания того, что ты – часть системы мироздания, и все становится еще глубже, страшнее, и ты понимаешь, что, очертим это примитивно, пиксели импрессионистов, и еще, скажем, коротенькие мазочки Сезанна, что это, в принципе, стремление расшифровать волю Божию… Тогда география как система мироздания расширяется до бесконечности.

И чтобы все это знать, нужно быть не столько образованным человеком, сколько «заинтересованным». Надо быть смелым до откровенной наглости.

Очень интересна мистическая история с этими тенями. Я имею в виду проект "Тени". Я вот очутилась в нужном месте в нужное время, то есть прошлой осенью в твоей мастерской, и хотелось бы мне понять эту игру.

— Смотри, у меня очень часто спрашивают – сколько времени заняла у тебя картина? Вот, например, после обеда я нарисовал силуэт, ты пришла вечером – картина готова. А начало истории – 1987 год.

Первую тень на стене я увидел в 1987 году, тень Марины [Марина Скугарева, современная художница, известная участница украинского художественного процесса, киевская красавица, жена Олега Тистола – ред.] в барышевской мастерской. Решился это нарисовать, уже окончательно, в 2012 году. Весь этот период прошел для того, чтобы делать это так легко, как сейчас.

Подразумевается, что окончательный диагноз – что это было и для чего оно нужно – пока еще не поставлен. То есть, я понимаю, что этому, назовем это нормальным словом, проекту, диагноз поставим потом. Мистическую составляющую я чувствую очень сильно, но… Речь идет о том, что в процессе работы над любой картинкой, особенно если это очень удачная картинка, в конце концов ты выкрикиваешь: «Ну ни хрена себе! Откуда оно?! Я знаю, откуда. Получается, что я якобы крутой украинский художник, а на самом деле я очень скромная линза из Вселенной, направленная на какую-то маленькую часть территории. Таково мировосприятие. Опять же – адекватное восприятие себя.
Линза нуждается в ресурсе: тряпочки для протирания, хороший фотоаппарат, чтобы ее туда вставить… Это уже разговор о социализации, и мы, таким образом, можем и до арт-рынка договориться, и так далее. Но откуда оно взялось и куда идет? Неплохо было бы, если бы над этим поработали такие девочки, как ты, чтобы разобрались, с литературно-культурологической точки зрения. Затем подключаем Наталку [Наталья Маценко, искусствовед, куратор – ред.] Это уже работа огромной команды, о чем ты знаешь, потому что работала в больших командных проектах.

Потому что – что такое культура? Культура – это когда собирается куча народа и начинает работать над культурным явлением. Я посмотрел концерт в День Независимости. Собралась куча народа, в первую очередь – режиссеры и айтишники и вместе проделали такую классную работу, что даже я слушал музыкантов, которых при других обстоятельствах я даже не представляю, как бы стал слушать. Но ведь командно было сделано яркое шоу уровня Лас-Вегаса. Какой вывод? Если культурное явление делается кучей профессиональных сознательных людей в благородных целях, у них все получается.

Благо, ты вспомнил День Независимости. Знаешь, Украина, особенно когда живешь вдали от нее, воспринимается как живой организм в динамике. А живая жизнь хаотична. Порядок и симметрия – это о смерти, а не о жизни. Украина же очень жива, в своем сочетании очень разных лиц, разных групп, с разными настроениями. Что касается независимости… Независимость не только огромное достижение, но и базовая ценность. Очень грустно, когда люди ценят независимость только после того, как ее теряют. Независимость – воздух, которым мы дышим. Вот и Украина, как бы ни было сложно, дышит воздухом независимости и жива им.

— Это же речь идет о жизни и смерти. У нас в Украине, как и у американцев, как и у израильтян – у нас жизнь человека бесценна. У нашего соседа, с которым мы воюем, у жизни совсем нет цены. Есть такие культуры, где жизнь не имеет цены – цену имеет только смерть. Это вроде бы пафосно, но так оно и есть. 24 августа День Независимости Украины, день моего рождения – и это требует продолжения: «День Независимости от России». Или от РФ, или от ССР, как бы они ни называли себя… Это день независимости от этой территории, откуда идет смерть. И всегда шла смерть. Как они оценивают войну? Это же не: «Как мы победили фашизм!». Нет, это звучит так «Двадцать миллионов положили…» Цена победы – человеческие единицы, цифры…

Смертью смерть поправ…

— Украинская независимость – это то, как сильно Украина рвется в НАТО и Евросоюз. Украинцы очень прагматичны в своем гедонизме. Они хотят «красоты и радости» и стремятся туда, где этой красоты и радости больше. В этом секрет огромной эмиграции в Канаду, Америку, Аргентину… Сегодня часть моей семьи живет в Польше, правда, на этнических украинских территориях, в Перемышле, все у них в порядке. Поэтому наша независимость имеет очень серьезное значение как независимость от всего кошмара, в котором мы с тобой родились и выросли. Речь идет о нашей врожденной генетической тяге к персональной свободе, свободе, которая является персональной ответственностью.

В чем проблема с украинским культурным контекстом? Вот сейчас все ноют: «Государство не поддерживает». Я страшно радуюсь и всем говорю: государственная поддержка делает из вас служащих пропагандистской машины. Если ты служащий, тогда государство платит миллионы, а когда ты им не подходишь, тогда тюрьма, новичок, уйгурские лагеря, тогда тебе туда.
Украинское искусство в анархической и прекрасной стране – это полная победа фольклора. Мы все – прекрасные представители городского фольклора. Городского, потому что сидим в Киеве. Мы все занимаемся фольклором. Никто нам за это не платит авансов, никто не использует наше искусство, каким бы оно ни было – интернет-ресурс, фотография, картинка или еще что-то – никто это не использует с целью пропиариться и под прикрытием искусства захватить какой-нибудь полуостров.

Это просто, типа, для красоты!

И те, кто из наших культурных деятелей жалуется, что… Ну, например, не покупают книги. Нет, ты напиши книгу на уровне «Божественной Комедии» – сметут сразу. Сделай выставку на уровне Ван Гога – очередь будет три месяца пять километров. Здесь все просто.

Просто украинцы все рисуют, поют, фотографируют – у нас очень высокая культурная конкуренция. Поскольку она так высока и правила еще не всем понятны, поэтому кажется, что у нас культура во вторичном состоянии. Ничего подобного. Единственное, чем мы занимаемся, все – культурой. В том или ином аспекте. Все остальное у нас – вынужденные заработки. Культура даже в том, чтобы покрасить свой заборчик, как в сериале «Поймать Кайдаша», где герой красит заборчик в ЛГБТ-цвета, а женщина ломает заборчик со словами: «Иди работай». Эта проблематика была всегда. Если покопаться в Кобзаре… Кто у нас на главной банкноте страны? Художник и поэт. И на других банкнотах тоже, Леся, например. А на банкноте 1000 гривен – уже Вернадский, тоже крутой чувак. Я бы, скажем, на сотне сделал Марка Вовчка, а Шевченко на тищу переместил. Ну, это такое. О чем дискуссия? Дискуссия о культурном контексте.

Все помнят проект "Нацпрома" "Украинские деньги».

—  «Украинские деньги» – это было чисто об эстетике, и это было в 80-х. А в 90-х проект был ехидным напоминанием: посмотрите на свою историю. Даже первые украинские деньги меня вполне устраивали. Хотя я уверен, если снова бумажные деньги будут делать, там появится много элементов Георгия Нарбута. Культурный контекст стал уже таким, что можно сказать: сто лет назад родился настолько крутой чувак, делавший такую крутую графику, которую, с моей точки зрения, никто не смог превзойти. У меня есть коллекция всех мировых денег – мне ее подарили. Георгий Нарбут предсказал на сто лет вперед многое. Понять это можно только сейчас. Как нужно историческое расстояние, чтобы понять, что вся мировая скульптура – бледные последователи Александра Архипенко. Поставили Галю на Майдане – [речь о Монументе Независимости – ред.] – ок. Но ведь можно было бы поставить где-нибудь там Архипенко. Это было бы нормально – формы, контрформы… Но ведь и сейчас не поздно. Всегда Галю можно переместить в какое-то садово-парковое пространство, или сделать еще один Майдан – для Архипенко и для будущих революций.