Вера Вовк: «И во времена юности, и в старческие годы — Украина всегда и всюду была моей Родиной»

Я никогда не видела Веру Вовк вживую. Для меня она – из легендарных авторов, которые создавали поэтический ландшафт второй половины ХХ века. Их еще Лина Костенко описывала словами «они – как атланты, держат небо на плечах». Нью-Йоркскую группу поэтов и прозаиков, в которую входила и Вера Вовк, изучают в университете на четвертом курсе, когда студенты уже готовы к сложным текстам. В то же время Эмма Андиевская, Юрий Тарнавский, Богдан Рубчак, Богдан Бойчук и сама Вера Вовк оставались для меня далекими и чуть ли не мифическими фигурами. Это интервью – моя попытка приблизиться к Вере Вовк, несмотря на тысячи километров и несколько поколений между нами.

С 1949-го года вы живете в Бразилии. Уезжая туда, вы мыслили себя как будущую литераторку украинской диаспоры?

Уезжая в Бразилию, я почти не имела понятия о ее литературных потребностях и возможностях, а еще меньше – о своей потенциальной деятельности в этой стране. Все пришло с течением времени. Заметив, что в штате Парана на вакационных курсах нет преподавателя украинской литературы, стала преподавать. Долго жила в городе Куритиба, а затем переселилась в Рио-де-Жанейро, где не было украинской общины. Там я посвятила себя переводам украинской литературы на португальский язык и издала две серии по 12 книг — классическая и современная литература. Затем перешла на собственную творческую деятельность.

В Бразилию вас вынудили поехать обстоятельства: гибель отца в Дрездене во время авианалета, опасность для семьи оказаться в Сибири. Были ли у вас порывы вернуться в Украину, когда она стала независимой? Чем Украина была для вас в юности?

Во времена юности, как и в старческие годы, Украина всегда и всюду была моей Родиной. Я тосковала по ней, но обстоятельства не позволяли вернуться. Это был вопрос моего собственного жилья и моей собственной жизни, чтобы не сидеть на голове у щедрых родственников, а также здоровья: долгие годы я болела саркоидозом легких, что требовало особого внимания.

Какая она – современная украинская диаспора в Бразилии и какие культурные практики присущи ей?

Украинская диаспора в Бразилии живет религиозными празднованиями греко-католического и православного обрядов и украинским фольклором, как, например, вечерницы и подобные события.

Не было ли у вас искушения целиком перейти в бразильскую литературу и реализоваться в ней?

Давно, в университете, я занималась и немецкой, и бразильской литературной деятельностью. Выпустила несколько книг. Однако это не означало, что я задумывала покинуть свою украинскую деятельность в пользу какой-то из них. Какое-то время я занималась всем этим одновременно с украинской литературой, но последняя поборола остальные.

Как бы вы описали современную бразильскую литературу? На кого из современных авторов следует обратить внимание украинским издателям?

Украинские переводчики и издатели должны обратить внимание по крайней мере на двух значимых писателей Бразилии. Это Жоао Убальдо Рибейро (Joao Ubaldo Ribeira) и Мильтон Гатум (Milton Hatoum). Рибейро (1941–2014) — представитель штата Багия, со всеми его португальскими и африканскими влияниями. Главные произведения этого прозаика – иронические романы «Да здравствует бразильский народ» и «Улыбка ящера». А второй – это писатель из штата Амазонас Мильтон Гатум (1952), потомок ливанских переселенцев. Его ностальгические тексты переведены на арабский и ряд европейских языков, адаптированы для театра и телевидения. Он достаточно популярен, но, к сожалению, не очень известен в Украине.

Почти вся украинская писательская диаспора занимается художественным переводом. Чем стал для вас перевод и как вы подбираете авторов для перевода?

Я переводила по программе, которую сама придумала: 12 книг классической литературы, выбранной по глубине и значимости, подходящих для бразильского читателя, и 12 текстов понравившихся мне лично современников. Исполнив свой замысел, я радостно вернулась к собственному творчеству, потому что никогда не считала себя профессиональным переводчиком.

Среди упомянутых книг – немало непростой украинской классики: Леси Украинки, Коцюбинского, раннего Тычины, Антонича. Какие тексты бразильской читательской аудитории более близки?

Разные переводы имели разных читателей. Самым ярким из них остаётся Клавдио Арагао, мой бывший студент из университета Святой Урсулы. Ему до такой степени понравились украинские народные сказки, что он переложил подборку из них в португальской поэтической форме и сейчас обсуждает с моим издателем публикацию их отдельной книгой.

Как переводчица вы много работали с малой формой, но никогда не брались за переводы романов. Почему?

Я никогда не бралась за большую форму ни в переводах, ни в своих произведениях. Возможно, опасалась, что не закончу замысла, потому что часто тяжело болела. Однако большая форма всегда меня влекла, и даже сегодня, в 96, хотелось бы попробовать написать что-нибудь безумно большое.

В 2009 году вы завершили свою переводческую миссию и сосредоточились исключительно на собственном письме. Чем вызвано такое решение?

Закончив свою переводческую программу, я радостно перешла к собственному творчеству, которое я люблю больше всего. Я наложила на себя обязанность перевести некоторые произведения украинских классиков и нескольких модернистов, потому что в Бразилии была сплошная пустота вместо нашей литературы. Это должно было стать призывом к профессиональным переводчикам, не любителям, таким, как я, но их до сих пор, к сожалению, не нашлось.

«Я вылеплена из хорошей бориславской глины. Куда бы не понес меня ураган, темные пихты шумят во мне», – пишете вы в одном из своих стихотворений. Чувствуете укоренённость в конкретной территории?

Да, чувствую. Герои моих стихов – это жители Бойковщины или Гуцульщины, которых я знала с детства. Остальные части Украины мне мало известны.

В одном интервью вы сказали, что «молодые украинские поэты очень часто имитируют Запад там, где он неинтересен» вместо того, чтобы ориентироваться на свою традицию. Что украинская поэтическая традиция может дать миру нового, свежего?

У Украины есть множество богатств, которые только предстоит открыть, потому что у нас не было достаточно свободного времени, чтобы всё откопать – приходилось прятать сокровища перед захватчиками разных эпох.

Вы работаете в основном с верлибрами, хотя встречаются у вас и традиционные стихотворные формы, например, сонеты. Почему верлибр стал для вас базой? Он дает больше свободы?

Верлибр был моей любимой поэтической формой некоторое время. Теперь это скорее
рифма Ф. Г. Лорки на две последние гласные:

Як довго цвіте олеандр,
Бутує між нами вЕснА
Радіють розсміяна річка
І в крилах синиць небЕсА.

Сегодня вы ассоциируете себя с Нью-Йоркской группой или скорее уже нет?

В молодые годы мы искали свою идентичность в Нью-Йоркской группе. Для этого сегодня уже нет нужды, потому что за это время мы все созрели.

Если анализировать творчество каждого из нью-йоркцев по отдельности, найдётся больше отличного, чем общего. У каждого есть сильный авторский голос, территориальный признак как объединяющий фактор тоже не подходит: вы жили в Рио-де-Жанейро, а остальная группа – в Нью-Йорке…

Вы правильно подмечаете разницу в творчестве членов старой Нью-Йоркской группы. Они перебрались в разные части планеты и впитывают в определенной степени локальный колорит. Например, в моей поэзии важны бразильские пейзажи и типичная местная флора, совершенно неизвестная для европейки. Природа играет немаловажную роль в моем творчестве.

Поговорим о вашей дружбе с украинскими писателями: Иваном Дзюбой, Васылем Стусом, Григорием Кочуром, Михайлиной Коцюбинской, Игорем Калинцем, Мыколой Бажаном. Кто был вам ближе и как происходило это сближение?

Мое общение с украинскими писателями имеет разные ударения. Мыколу Бажана и Григория Кочура я считала своими учителями и радостно принимала их наставления для своих новых работ, с Михайлиной Коцюбинской и Игорем Калинцем мы комментировали достижения шестидесятников. С Дзюбой и Стусом наслаждались прогулками и долгими разговорами. Самыми близкими тогда были мне Григорий Кочур, Иван Светлычный и несколько позже Васыль Стус.

Живя долго за границей, поэт рискует потерять стилистическую легкость, непринужденность строки, ведь находится вне языкового контекста. Но автор просто-таки вынужден всю жизнь работать над развитием собственного стиля. Как вы поддерживаете и развиваете в себе украинский язык?

Я всю свою жизнь много читала и пыталась поддерживать контакт с людьми широких знаний и мастерского владения украинским языком. Сама выискивала по словарям редкие слова. У меня есть целая тетрадь таких сокровищ и я пользуюсь ими.

Посоветуйте читателям, с чего начинать знакомство с вашим творчеством? Какой текст из собственных вам особенно близок?

Я поручаю начинающим начинать со мной знакомство с тех жанров, которые им милее. Это зависит от выбора каждого читателя.